Музей Ноев Ковчег Елена
Начинает кончать, боится, но хочет. И стонет уже, давай, давай молодец. Соски крупные твёрдые, и грудь большая, мягкая, белая, хорошо смотрится в таком виде. В следующий раз надену ей прищепки на соски.
Музей Ноев Ковчег Стефания
— Ты сумасшедшая русская, а если бы кто-то вошёл?
— Мне всё равно, может кто-то и заглядывал, я не заметила, смотрела на тебя. Мне понравилось как ты кончала.
— Мне тоже, поехали ко мне
— Нет, не могу.
— Почему, ты не одна здесь?
— Одна, но не могу, может быть потом. Увидимся в музее — пока.
— Пока, я буду ждать.
О боже, я к этому готова? Я могла представить утром, чем буду заниматься с этой сумасшедшей русской в музее Ноева Ковчега? Но какой кайф, непередаваемые впечатления, какие руки. Боже давно так не кончала. Хм, а вообще когда-нибудь так кончала?
Мастерская Дордрехт Елена
Что же не так?
Нет, наскоком не получилось, нужно погружаться в тему по полной. Начнём с начала, что мы знаем о Казимире Малевиче? Чем он ещё знаменит, кроме квадрата? Что он за человек, какой у него был характер, что на него влияло? Что он писал о себе, а что писали о нём современники?
Итак, Казимир Северинович Малевич родился на Украине в скромной многодетной семье, где кроме него было восемь детей: четыре брата и четыре сестры. Отец работал на сахарном заводе, мама домохозяйка. Детство Казимира прошло между крестьянским и заводским бытом. Причём, сам он тепло вспоминает именно крестьянский образ жизни и неприязненно заводской. Может быть, отсюда его цветные супрематические крестьяне? Да, он так и пишет в воспоминаниях, но пишет уже состоявшемся художником, подводя базу для своих открытий в живописи. На самом деле всё могло быть иначе, тем более, что Малевич не чурался мистификаций, в которых сильно преуспел. Преуспел настолько, что даже во время знаменитых похорон, его заклятый соперник Татлин, увидев Малевича в гробу, несколько минут молча, смотрел, а потом, уходя, бросил: — Претворяется. Или его рассказ о других похоронах своему приятелю Ивану Клюнкову, которого мы знаем как Клюн: — «Иду я по улице, а тут — похороны, несут маленькую девочку в гробу, за гробом идёт мать и двое старших детей. И тут я понимаю, что это моя жена и мои дети и это хоронят мою младшую дочь. Я прижался к стене как тень, голодный, холодный и думаю: — Эх, почему я не передвижник? Тема, тема-то какая для картины?». Клюн абсолютно поверил Малевичу, хотя у того не было никакой младшей дочери и это всё, слава богу, выдумка только для того чтобы показать приоритеты художника.
А что было? Малевич рано женился, но никакими заботами о семье, себя не обременял. Зимой уезжал в Москву учиться рисовать, а летом возвращался в Курск, на службу в Управление Московско-Курской железной дороги, только для того, чтобы заработать себе на жизнь зимой в Москве. Как живёт жена, одна с двумя детьми, сыном Анатолием и дочкой Галиной, его несильно заботило. А почему, кстати? Он их не любил? Получается, нет. Нет? Своих детей не любил? Но как вам такой поворот — через некоторое время жене надоела одинокая жизнь в Курске и она приезжает с детьми в Москву к мужу. Правда, не одна, а в компании с мамой Малевича и всеми его сестрами и братьями. Живут они теперь вместе, но отношения от этого лучше не становятся. Дело доходит до разрыва, после чего жена забирает детей и уезжает в село Мещерское, где нашла работу фельдшерицей в психиатрической лечебнице. Ну что, всё ясно — муж плохой жена хорошая? Как бы не так, поработав в больнице некоторое время, жена Малевича уезжает оттуда с понравившимся врачом, оставив детей у одной из сотрудниц больницы. Каково? А ещё говорят, что именно сейчас нравы подпортились, а вот раньше-то было хорошо — ну вот, мы видим, как было. Но что же стало с детьми? Казимир Малевич оказался не совсем сволочью и, через некоторое время, приехал за ними, да так удачно, что заодно и женился на той у кого дети находились под присмотром — Софье Рафаилович, дочери заведующего хозяйством больницы, заодно и с деньгами немного полегчало. Это личная жизнь, а творческая? А творческая жизнь проходит на фоне экономического кризиса и первой революции 1905 года, в которой, кстати, он тоже успевает принять участие. В дни восстания на Красной Пресне, он участвует в перестрелках, и чудом избегает ареста, всё это в его воспоминаниях выглядит наивно и по детски, но оружие вполне настоящее, и пули, и выстрелы тоже. Вот как об этом рассказывает он сам: — «Я взял Бульдог и набил карманы патронами, то же самое сделали мои товарищи. Потом мы прошли переулками к площади, где уже строили баррикады, и спрятались в подворотне. Через некоторое время к баррикаде подошли солдаты, вот тут мы и начали палить по ним сбоку. Солдаты растерялись и отступили, но потом стали стрелять в ответ. У меня кончились патроны, у моих товарищей тоже и мы побежали прятаться…».
Кабинет директора музея через три дня. Стефания Ван Шаген
— Ты хочешь здесь? В кабинете? Сейчас? А если войдут?
— Запри дверь
— Но все же знают, что я здесь
— Ну и что?
Стоит вплотную касаясь груди, боже я тоже этого хочу. А если войдут? Сердце так и прыгает. Начинает расстёгивать пиджак. Я могу отказать ей?
— Дверь, дверь открыта.
— Дай ключ
Я не могу ей сопротивляться, заводит безумно
— Ты сумасшедшая русская, я не могу
— Ты хочешь и я хочу, давай ключ
— В кармане
Достаёт сама и разворачивает меня задом к себе. О боже, я вся мокрая уже там. Что со мной? Я так хочу? Она укладывает меня грудью на стол, и поднимает юбку.
— Запирай скорее
Лежу на своём столе с задранной юбкой, если кто войдёт всё…
Кабинет директора музея. Елена
Как красиво получилось, грудью лежит на своём директорском столе, юбка задрана, трусиков нет, ноги расставлены. Я тоже возбуждаюсь, но сначала работа. Пока она не видит, что я делаю, подхожу к дверке в стене, где возможно находится запасное управление внутренним контуром сигнализации. Быстро нахожу в связке ключей похожий и вставляю в замочную скважину — да. Открываю и делаю фото на смартфон. Закрываю, подхожу к двери кабинета и запираю его. Чёрт надо было вначале дверь запереть, вдруг и правда кто-нибудь вошёл бы. Ладно. Достаю из сумки страпон, надеваю его себе под юбку. Подхожу к ней, провожу пальцами между ног, ого какая мокрая и горячая, молодец. Но нужно ещё подразнить, обхожу стол встаю перед ней, глаза уже мутные, дотронься и так кончит, поднимаю юбку и показываю пристёгнутый страпон. Стонет и начинает двигать бёдрами, пора, а то и правда кончит сама. Снова подхожу сзади и начинаю вводить страпон, подаётся навстречу и стонет, громко, не услышала бы секретарша. Ввожу страпон на половину, и начинаю двигать бёдрами, потихоньку увеличивая движение. Быстрее, быстрее, глубже глубже, слышу как она страстно дышит, затряслась, сжалась, сильно выгнулась протяжный выдох стон — кончает. Очень красиво.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});